©Иоанн Соловьиногорский
Материал взят из музыкальной трилогии «Фортепиано как орфеон» (III том).
Чем короче средняя продолжительность жизни, тем легче переписывать историю. Отнятие жизни у отдельного индивида пропорционально отнятию истории у общества в целом.
В конечном счете от истории не осталось ничего, равно как и от человека. Лишенный прошлого как своих корней, не знает ни настоящего, ни будущего.
Но еще большая катастрофа – игнорирование архетипа. Страна не вышла из сомнамбулического сна, пока не прозрела на свой архетип.
Древо Архетипов (их больше восьмисот) окружает Ирий, рай небесный. И блажен, кто приняв на себя крест небожителей, получив тысячи ударов, коснулся национального, общепланетарного или универсального архетипа. Такой запечатлится в памяти навеки.
Стираются боль, тоска, добрые дела, злые помыслы. Уходят бесследно. Остается только небольшая речушка, впадающая в океан Архетипа. В свой час ей велено оставить волны Архетипического океана и, начав с маленького ручейка, обратиться волнами какой-нибудь матушки Оби.
Допытаться до архетипа – задача преосененного гения.
В музыке до архетипа достучались Мусоргский, Рахманинов, Чайковский; из венской школы – Моцарт и Бетховен. Из художников – Кустодиев, Андрей Андреевич Тутунов.
Ностальгия по идеальному отечеству носит архетипический характер. Гениальные умы опирались на архетипические столпы (Пушкин, Гоголь, Лев Толстой). Писатели средней руки замыкались на городских богемных темах, далеко им было до архетипа. История не прощает архетипический нигилизм и быстро забывает о своих окуджавах и бродских (ни малейшего намека на архетип).
Тонко тему архетипа понимает Георгий Свиридов (судя по его дневникам). А в прославленном совком Шостаковиче – нечто глубоко чуждое славянской душе.
Русский эмигрант в Америке – Рахманинов. Что ни миниатюра, ни концерт – тоска по архетипу. По Ивановке, по Московской консерватории, по друзьям, оставшимся в России… В рахманиновский российский архетип входят ширина полей, крестьянские избушки близ пруда, бабульки, вынимающие воду из колодца, пасущиеся стада, церквушки, китеж-грады, торжки, белокаменные старые Вологда с Орлом…
Счастлив человек, окруженный архетипической архитектурой, музыкой, поэзией. И глубоко несчастен вышибленный из архетипа. Сколько б ни творил, как ни преуспевал в тех или иных художественных приемах, отсутствие архетипа сказывается в преходящем порядке его творчества.
Архетип превечен. Архетип невозможно уничтожить. Бесполезно уничтожать катаров – архетипические божества. Бесполезно бороться с богомилами и христоверами – архетипические христиане. Архетипическое возвращается обновленным. Неархетипическое, как бы ни было проявлено, исчезает бесследно.
Не каждому дано достучаться до архетипа.
Играя Чайковского, вижу архетип другой России. Русское раздолье, русская земля, русская деревня. Рахманиновская Ивановка с крестьянскими хороводами. Христы-странники в деревенских лаптях, летом ходящие в зимних валенках, ушанках и ватниках. Материнская скорбь о погибших покойничках, ворочающихся в братских могилках…
С такой Россией расстаться невозможно!
Блажен, кто коснулся Древа Архетипа. Многие скорби ожидают его. Возможно, отравление или побои до полусмерти в околотке, проклятие от фарисеев. Но миновав ограждающую рай рощу Архетипов, войдет он в светлые превечные покои.
Русский архетип – добрый Бог и реальные святые. Поскольку то и другое запрещено, искусство становится единственным способом выражения духовности.
В глубине народной, за семью замками, таится юродивый архетип. Болели им, обливались слезами Николай Васильевич Гоголь да Петр Ильич Чайковский. Гениальный автор Шестой ‘Патетической’ предпочитал затвор в деревенском плену. Не выходил из двухэтажного деревянного особняка. Уютный кабинет с блютнеровским роялем и надпись на входной двери: ‘Дома нет. Просят не звонить’.
Чем одарённей душа, тем ближе к архетипу. Схватить архетип – великое искусство. Архетип всегда народен. Поэт, композитор не может без простонародья, черпает из океана народной премудрости.
Гений зла и добра
До каких пор мир будет полон гениев зла? Пикассо, маттисы, сальвадоры дали – гении зла. Найдите хоть одного гения добра. Разве что Сервантес.
Гении добра – в Гулаге. Потому Белая Церковь – Гулага, Второй Соловецкой Голгофы. Белая золотая ладья выплывает из Гулага…
Оправдание Чайковского
У Чайковского великое сердце! Самое мерзкое, что о нем можно сказать – ‘гомосексуалист’. Страшное издевательство.
Упрек в гомосексуализме – основная клевета на девственников. Не могут представить, что можно жить без похоти.
Музыка Чайковского не имеет ничего общего с эросом! В ней заключена великая чистая архетипическая любовь. Так любить может только великая душа.
Великая душа всегда чиста
Что женат был, не имеет значения. Его всечеловеческая музыка подобна Девятой симфонии Бетховена и предназначена, чтобы ее слушали миллионы. Она звучит в премирном эфире.
Духовная гениальность Чайковского, помноженная на музыкальную, показывает безумную любовь к отечественному архетипу – русским полям, деревьям, людям, к самым дорогим ближним – и неизбежность разлуки, неминуемость глубокого горя, тоски и отчаяния. Запредельно страстны́е состояния. Но тем они ценны, что заканчиваются победой, радостью.
Что общего между Вивальди, Бахом, Гайдном, Моцартом, Бетховеном, Шопеном, Рахманиновым, Чайковским, столь многразличными? Касание архетипа.
Лейтмотив Лебединой Песни: любовь побеждает смерть.
Тема эта затронула Чайковского (в ‘Лебедином озере’[1]) после посещения Людвига II Баварского. Трехдневное пребывание в Нойшванштайне с Людвигом, оказавшимся близким другом, так и осталось тайной. Журналисты о нем не узнали. Предполагалось, после премьеры вагнеровского цикла в Байройтском театре Чайковский несколько дней провел в гостинице и вернулся в Россию.
Людвиг II Баварский пригласил его в Нойшванштайн, где Петр Ильич получил посвящение в Рыцаря Белой Лебеди Лоэнгрина. ‘Лебединое озеро’ – запечатанный сюжет, требующий герменевтического вхождения.
Любя Россию, как может любить только гений
В музыке Чайковского – моя Россия, которую знаю… Играя, сказал всё, что могу…
Какой гений! Его музыку можно трактовать только так – любя Россию, как может любить только гений.
Гений отличается от таланта. Талантов на земле много. Гениев единицы.
Природа гениальности прежде всего духовная, а не творческая.
Что такое духовная гениальность? Не превосходящая степень таланта. Тогда люди будут судить: Кабалевский талант, а Шостакович гений, Свиридов талант, а Рахманинов гений… Ничего подобного!
Гений – всегда помазанник
Пушкин был гений – и помазанник. Сервантес – помазанник. Даниил Андреев – помазанник. Мало ли их было…
Помазанник работает на уровне архетипов.
Чайковский в своей Пятой симфонии это доказал. Мало кто понимает его музыку. В ней нет ничего личного: трагически просветленное переживание России с чтением ее архетипа.
Архетип сокрыт. В человечестве периодически проступает светлый его архетип, но большей частью он сокрыт, и люди его не знают. Каждый как-то догадывается, по-своему читает Россию, болеет за нее, но архетипически проявить ее и прославить может только гений.
Чайковский – гений не только музыкальный (самый популярный композитор в мире), но и духовный. Неважно, что не писал трактатов и умных писем. Знал архетип России.
Архетип видится только издалека
Сколько лет жил в России, а архетип увидел только покинув ее…
Всё лучшее (Гоголь, Набоков) – издалека. Рахманинов, хотя написал почти все свои лучшие произведения в России – тоже издалека. 26 лет (с 1917 по 1943 год) провел в рабской эмиграции – семьдесят концертов в год отрабатывал рояль фирмы Steinway & Sons. Зато какая боль о России!
Впрочем, не имеет значения, когда была написана Пятая симфония Чайковского или Третий концерт Рахманинова. Для архетипа нет времени. Архетип открывается вне зависимости от исторических условий и социальной ситуации.
Настоящая музыка побеждает не только смерть, но и преходящее, временное. Выводит в порядок вечной жизни, вечной красоты, непреходящего блаженства! Эти ценности и составляют сокровище архетипа.
Чем гениальней композитор, писатель, поэт, тем интуитивно, сверхсознательно ближе к Универсуму и Архетипу, что дает ему право на вольный эфир – свободную интерпретацию.
Напротив, чем более стеснены возможности исполнителя, чем больше страхов наведено консерваторской системой образования, тем дальше от подлинного исполнительского мастерства – от касания Универсума и Архетипа.
Можно с полвека гастролировать по центральным залам Европы и даже не приблизиться к оригинальному, тайнописному Бетховену, Рахманинову, Чайковскому, Шопену… – кого бы ни исполняли.
Необходимо обратиться к оригинальным, божественным источникам и призвать древнюю Премудрость Софию Пронойю. Только Она может дать необходимое посвящение для таинственных входов в музыкально-акустические Обертональные Залы. Когда-то в них были вхожи бетховены, шопены, шуберты, чайковские, мусоргские. А сегодня – милости просим, современные мастера музыкального логоса!
Из неопубликованных дневников Рахманинова
Чтобы достичь архетипа, музыка должна эмигрировать в свои Соединенные Штаты Человечества, выйти из канонов и войти в русло обжигающей всечеловеческой огненной реки, широко разлившейся в полноводье.
*
Музыка говорит о высочайших и неизреченных тайнах, которые не выскажешь словами, как бы ни владел ими художественно или философски.
*
Музыка не терпит ни малейшей лжи, лживой интонации. Она из недр архетипа. Народна, национальна и одновременно универсальна, всечеловечна.
*
Музыка – царица искусств. Сестра ее – поэзия, а мать ее – страдание.
*
Если бы я вернулся в советскую Россию (чего никогда не сделал бы ― совесть не велит), я бы писал музыку в полупустом вагоне пригородной электрички, рыдая над мелькающими в немытом окне с папиросными окурками пейзажами…
*
Музыка противоположна смерти. Побеждает ее и делает покойничка миллионкрат ближе, чем когда он пребывал на земле в статусе незаменимого верного друга, или ближайшего родственника, или спутника жизни.
Ничто так не сближает живых и усопших, как музыка.
Смерть над музыкой не властна.
Жизнь бессмертна и прекрасна!
*
Если бы я вел дневник, который из-за его сокровенности не решился опубликовать или показать кому-либо, я не смог бы выразить в нем и малой доли того, что делаю в музыке.
*
Наивысший язык композитора – умное молчание, на грани священного безмолвия, присущее не от мира сего старцам и молитвенникам за все человечество.
*
Много надо победить музыканту, прежде чем браться за партитуру: страхи, ветхие привязанности, родовые привычки… и выйти за пределы себя вчерашнего, настоящего и будущего, чтобы заключить в слышимой внутренним слухом музыке общечеловеческий Универсум.
*
Прекрасно, когда есть что сказать – тогда берись за перо и сочиняй письмо. Еще лучше, когда накопилось много… а высказать словами не можешь. Тогда словесная рукопись приобретает вид клавира или оркестровой партитуры.
*
Зачем нужны струны? Затронуть струны архетипа. Такое исполнение пронзает слушателя.
*
Музыка говорит о любви, которая больше тебя, больше человека, больше мира… больше Бога! Только то, что больше нашего Доброго Отца, по-настоящему принадлежит ему. О любви, соединяющей в одно целое бесконечное множество миров в космическом Универсуме.
***
Последним желанием Рахманинова было, чтобы его тело покоилось в русской земле. Желание, которое до сих пор не исполнилось.