©Иоанн Соловьиногорский
По всей Европе прокатилась волна вечного девства и родилась цивилизация чистой любви.
Движение средневековых катаров, окруженное ореолом некоторой таинственности, поныне является одним из самых интересных явлений в истории.
Посвященные в мистические тайны мироздания, катары были хранителями тайной мудрости Христа, возносили бесценный Святой Грааль и знали судьбы мира. Им удалось создать уникальную цивилизацию, духовным сердцем которой было знание об истинном Боге – Добром Отце, от которого пришел Христос. Катары проявили архетип христианства, не востребованный церковью, запечатанный ее фарисейским клиром и дремавший после Христа тысячу лет.
Просуществовав несколько сотен лет, к середине XIII века катарская окситанская цивилизация была уничтожена в пламени крестового похода. Но несмотря на то, что исторические свидетельства о них весьма скудны, ясно одно: катарскую церковь без сомнения можно назвать божественной попыткой установления на земле царства совершенного мира и доброты.
Изначально в русле христианства существовало две несовместимые ветви – Петра и Иоанна.
Петрова церковь заняла главенствующее положение в обществе, с завидной регулярностью поставляя церковных князей. Наследники Петра вступали в симфонии с мирскими правителями, благословляли крестовые походы, вершили судьбы миллионов…
Неотмирская Иоаннова ветвь, будучи гонимой, расцвела в пустыне мира сего белыми старцами, огненными пророками. Рождала певцов вышней любви, странников земных, династии помазанников и людей добрых.
Петрова ветвь умело запечатлила саму себя в исторических хрониках и летописях. Иоаннова – запечатлелась в свитках нетленных, в бесценных фолиантах непреходящей духовности.
Петрова церковь уклонилась от подлинной духовности помазанника Христа. Спустя буквально три с половиной сотни лет стала государственной, окончательно спуталась с порядком мира и пришла к духовной катастрофе.
Крах заложен в петровой ветви от начала: ее основатель и первый римский папа, известный в иудейской среде раввин Петр Ойшишива, еще во времена своего ‘ученичества’ у Христа заслужил от него гневное обличение: ‘Отойди от меня, сатана!’ Что в последствии Петр и подтвердил, трижды отрекшись от Помазанника.
Иоаннову ветвь представляли вестники небесные, какие приходили во все времена на землю, принося огонь божественной любви – Мани, Зороастр, Мухаммед… У них были последователи и ученики, складывались духовные школы, но только катаризму удалось создать уникальное общество людей добрых.
Катарская религия, в центре которой – добрый Бог чистой любви и его Грааль, стала основой для единственной в своем роде цивилизации высокой духовности, основанной на братской любви и бескорыстии.
Катарами (в переводе ‘чистые’) называли приверженцев катаризма в народе. Но сами они называли себя просто – ‘люди добрые’. Другое именование – альбигойцы – им было дано по названию французского городка Альби. В учении катаров ‘альби’ – вышняя любовь, доступная человеку чистому и доброму.
‘Катарская церковь – первый феномен Богоцивилизации. Величайшая заявка Вышнего… О них ничего не понять вне духовности государства Чаши. Грааль создал свое царство, имя которому – царство вышней любви мессианистических помазанников’.
Катаризм – уникальная культура, сумевшая оказать значительное влияние на жизнь Европы. Тем не менее, историки мало что могут рассказать о катарской духовности. И формулировка ‘религиозный орден кающихся монахов и монахинь, следующих правилам апостольской жизни’ (Анн Бренон), к сожалению, не приближает к ее постижению.
Современные католические авторы, пишущие о катарах, в силу различных обстоятельств многие вопросы освещают поверхностно и даже предвзято. Можно ли объективно написать о нравах того времени, дотошно исследуя архивы католической инквизиции?
‘Римская инквизиция, сжигая дотла последние свитки и запечатывая память о них, хотела, чтобы последующее человечество питалось только от досье доминиканских пыточников и о катарах судило по мертвым схемам пытавших их палачей, мастеров допроса с пристрастием’.
Что же представляли собой правила, определявшие жизнь этой таинственной церкви?
Верующий должен был следовать определенным духовным уставам и нормам, принимать учение, участвовать в таинствах и совместных молитвах… Примерно так написано в одном уцелевшем катарском трактате (к слову сказать, так похожем на устав любой религиозной организации, представляемый ею в светские органы по запросу последних). Но для постижения духовной сути катаризма это ничего не дает.
Чтобы прикоснуться к духовной сокровищнице катаров, нужно увидеть (прочитать) события 700-летней давности духовным сердцем, осмыслить духовным разумом и выразить словом, способным выразить и передать и то, и другое. Подобное под силу только помазанникам, что и свидетельствует блаженный Иоанн.
‘Катары знали божественную любовь, – утверждает он, – как ее знали Христос, Мария, Иоанн Богослов, апостол Андрей, Магдалина, Мани, Мухаммед…
…Обеты нужны для несовершенных, чтобы сдерживать их страстные порывы. Совершенные же не нуждаются ни в каких регламентах и сковывающих правилах. Их внешние узы развязаны сладчайшими узами духовной любви… Сила любви должна быть поставлена выше любой другой высокой духовной практики: покаяния, преображения, внутреннего подвига’.
Церковь катаров состояла из верующих (кредентов) и совершенных – перфектов.
Верующие жили обычной земной жизнью: вступали в браки, рожали детей, ели любую пищу, но слушали и соблюдали заповеди, которыми их наставляли катарские перфекты.
Совершенные – катарские апостолы, белые старцы, несли миру утешение доброго Бога, называя Его ‘Нашим Всевышним’, учили таинству консоламентума, вели подвижническую жизнь, помогали крестьянам в полевых работах, создавали школы для детей и бедняков, читали лекции в Нарбоне и Тулузе.
‘Консоламентум – утешение и дар Святого Духа – не просто ‘дар Святого Духа от Бога’ (о нем говорили и католики), но дар Святого Духа от чистого и любящего Божества’.
Катарские совершенные – блестящие победители католиков в многочисленных религиозных диспутах, проходивших в те времена в каждом крупном европейском городе.
Там, где утверждалась катарская церковь, люди заметно добрели. С перекрестков дорог исчезали попрошайки и нищие. Словно в ответ на доброту и любовь людей, земля давала прекрасные урожаи. Земли катаров обходили стороной эпидемии смертельных болезней, опустошавших католическую Европу. Вера катаров распространялась во Франции, Испании, Италии, Германии, Англии, Греции, Дании.
Людей добрых было десятки миллионов (!) человек. Катарская доброта, чистота, учение о божественной любви оказались превыше постов и бесполезных молений.
‘Открытость сердца, прощение грехов – да. Но прямое и единственное мерило истинности пути восхождения по духовной лестнице: несомненное подобрение в условиях совершенной чистоты’.
…Сотню лет на юге Франции царит закон любви Христовой. От графа Тулузы до простого поселянина каждый предан катаризму. Совершенным, проповедующим небесную любовь, эхом отвечают трубадуры и миннезингеры, воспевающие проявление божественной любви в миру.
Совершенные воплотили идеал евангельского служения Христа. Из двух господ – бога и мамоны – выбрали божество, живущее на небесах и в сердце ближнего, а мамону презрели. ‘Любите души, а остальное приложится. Золотите не алтари храмов и соборов, а сердца!’ – наставляли народ катарские совершенные.
‘Катары не хотели иметь на земле ни имущества, ни амбаров. Отказывались писать догматические доски, собирать ‘разбойничьи соборы’, инквизировать, катехизировать, принуждать насилием, жечь пятки и расчленять’.
Видя бескорыстие катар, крестьяне перестали платить монахам за требы, нести десятину в церковь. Потом и вообще перестали ходить в католические храмы! Народный фольклор сохранил отношение к римской церкви тех времен в пословицах типа: ‘Объелся дьявол мяса и надел рясу’ или ‘Монаха, родной, обходи стороной’.
Святой престол катастрофически теряет власть и авторитет, терпит одно поражение за другим. Народ отвергает насилие в делах веры. ‘Слову Божьему’ из Рима не верят в Лангедоке и Провансе. Дети высмеивают монахов, женщины отказываются становиться наложницами епископов!
Бог-любви-катарской превзошел римского злодея. Церковь Петра разваливалась и беднела. И вопрос: как вернуть былую власть? – ‘святому престолу’ казался в ту пору самым насущным.
Кроме того, папа Иннокентий III вместе с королем Франции Филиппом II Августом покусились на богатства катаров (которых, по их предположениям, у людей добрых было немерено), а единственный способ решить ‘назревшие проблемы’ виделся злодеям в полном искоренении катарской веры.
Катаров объявили еретиками! Папа Иннокентий III отдал распоряжение, чтобы каждый римский епископ в своей епархии проповедовал крестовый поход против непримиримого врага церкви – катаров-еретиков, которые ‘хуже сарацин’.
Еще бы, если бы катаризм распространялся и далее, в Европе совершилась бы мирная духовная революция, чего святой престол ни при каких условиях допустить не мог. Прибегнув к последнему, проверенному веками, средству, Рим из собственной преисподней выпустил кровавого демона инквизиции, и в Лангедок устремилась огромная армия, которая могла только грабить, насиловать и убивать .
Убивайте всех – Господь узнает своих
20 тысяч рыцарей и более чем 200 тысяч разного рода проходимцев и авантюристов составили карательную армию, которая покинула Лион 24 июня 1209 г. Путь всей этой толпы искателей приключений лежал через Рону к Провансу.
Во главе отрядов двигалась мрачная фигура непримиримого папского легата Арно Амори. Подобно апокалиптическому всаднику в развивающейся черной рясе, ворвался он в страну, которая не желала поклониться его римскому богу.
Полчища жрецов – архиепископы, епископы и священники с охраной и многочисленной обслугой – выступают с ним. Впереди духовенства – воины, горожане и крестьяне, а замыкает шествие многотысячный сброд со всей Европы: мародеры, воры, развратники и толпы продажных женщин!
Так начался крестовый поход, точнее – геноцид миролюбивого народа, проживающего в центральной и западной Франции, в Окситании, Лангедоке, королевстве Арагон.
До альбигойских крестовых походов Прованс и Лангедок походили на цветущий и безмятежный мирный остров среди штормового моря. После уничтожения катаризма край обезлюдел и обнищал на десятки лет.
Ужасы ‘священной войны’ престола святого Петра с народом, хранившим Святой Грааль, составляют одну из величайших трагедий, когда-либо пережитых человечеством.
Так, после захвата замка Монсегюр, по приказу главного инквизитора сожжение ‘неверных’ состоялось тут же, в окрестностях замка. На поле, которое и по сей день называют ‘полем костров’, Camp des cremats.
200 совершенных вместе с новообращенными, пожелавшими принять катарскую веру на Монсегюре, вошли в пылающий костер со словами ‘Бог есть любовь!’ и, не познав смерти, нетленными вознеслись на небеса.
‘200 совершенных Монсегюра, не желая вступать в диалог с палачами, требовали чтобы их возвели на огонь: вторая, катарская Голгофа! Любовь превозмогала боль, побеждала страх. Экстаз вышней любви делал их бессмертными и непобедимыми, что, собственно, и означало совершенство. Вершина Консоламентума (о, подозревал ли даже кто-нибудь из катаров?) – сгореть в огне вышней любви, как птица Феникс воскреснуть в вечных телах’.
Как свидетельствует предание, крестьяне в окрестных деревнях видели огненные колесницы, которые восхищали мучеников, одного за другим. Катары были в преукрашенных одеждах, сияющих как солнце. Видели и цветы, падающие с неба. А ветер доносил с горы благоухание!
Вряд ли еще когда-либо со времен появления христианства история видела более кровавые события, казни и изощренные пытки, чем во времена Альбигойских крестовых походов! И никогда, наверное, люди не были так запуганы и затравлены, как за две тысячи лет процветания грехоцентрического христианства…
Католикам, как ни старались, не удалось найти сокровищ в катарских замках. Мифы, что перфекты спрятали золото в катакомбах и пещерах Пиренеев, так и остались сказками для профанов. Может, несметные сокровища и богатства катарской церкви – небесного происхождения?
Сокровища веры людей добрых
Катарская доброта, проявляемая к людям, объясняет, почему катаризм пользовался такой устойчивой поддержкой в обществе.
Люди искренне любили людей добрых и сострадали им во время гонений. Папский престол и мечтать не мог о подобном отношении. Лишь через столетие упорной и жестокой борьбы папству удалось, как полагают, уничтожить церковь людей добрых.
Катаризм был честной религией. Катарские посвященные были открыты, чисты, не вели двойной жизни, никого не принуждали. Вера заключалась не столько в исповедовании догматов, сколько в экзистенциальной практике, которую каждый мог ощутить на себе, придя в катарскую общину.
В аскетической практике катары совсем не походили на католических праведников и святых. Плодом самоотречения была мягкость нрава и дух светлый и святой. Катары искали не личного спасения, а служения в бескорыстии и чистой любви.
‘Невозможно было не подражать этому совершенству. Оно покоряло своей духовностью. Доброта проявлялась сама собой. Исчезали пошлые намерения, низкие страсти, родовые магниты и фатальные программы (те самые ‘оболочки’, ‘целлофановые пакеты’, скорлупы – клиппот , как именовали их средневековые мистики).
Царство Божие было построено на земле. Великая мессианистическая утопия’
Очевидная плодотворность духовной жизни приводила в катарские общины людей из разных сословий – современные исследователи говорят о катаризме как о ‘доступной религии’. Доступен был дух добрый и чистый, которого не знала Римская церковь.
Католические ‘праведники’ жили в мире, сотворенном библейским богом и населенном грешниками. Окружающее человечество, слепленное Иеговой ‘из ничего’, воспринималось католиками ‘слугами дьявола’. Таково ужасное следствие смешения добра и зла: Бог становится дьяволом, а лукавый занимает место бога. Добрый видится злым, злой и развратный провозглашается добрым.
‘Первый счет, предъявленный инквизиторам катарскими светильниками: умопомутненные, дьявола принимают они за Бога и его мерзости приписывают Всевышнему. Клевета на Святого Духа – вот суд Всевышнего над римскою блудницей’.
Катары воспринимали мир иначе. Мир сей изначально добр, но в него незаконно принесено зло из темных миров. Земля – жертвенная агница, арена сражения добрых и злых сил. Испорченный дьяволом, перелепленный мир сей, однако, населен божьими душами, воплощенными ангелами.
Катарские совершенные учили, что плоть греховна, но все души созданы благими.
Как дьявол является клеветником человеческих душ, так добрый Бог – оправдателем. И в вечности последнее слово останется за Богом и Небесной Матерью. А это означает, что рано или поздно все души будут спасены. Даже если в данное время они, попав под воздействие ‘князя тьмы’, исповедуют ложную веру.
‘Сей материальный мир, может быть, сотворен и дьяволом, как утверждают катары. Но Бог посылает сюда души на великое страдание и великий подвиг, чтобы стяжали Святого Духа большего, чем чины ангельские’
Доброе и милосердное отношение к человеку обращало в катаризм множество последователей. Катарская религия добра оказала влияние и на всю последующую историю, обогатив духовную сокровищницу земли.
Чистота катарской семьи
Сегодня западный мир много говорит о проблеме семейных ценностей и о миссии религии в укреплении института семьи. Миссия понимается исключительно как идеологически-обрядовое подкрепление семейных уз, высшая санкция на сохранение брака авторитетом церкви. Но кто в нынешнем обществе нуждается в подобной санкции?
Катары действовали иначе. Они не признавали право церкви на авторитарный диктат чего бы то ни было. Любое насилие, говорили они, инструмент из арсенала ‘князя мира сего’. Люди добрые исповедовали духовный подход: личным примером создавали в обществе такую атмосферу, которая сама по себе поощряла крепость семейных уз.
Катарские старшие наставники брали за земной идеал удачный брак и верные отношения между мужем и женой. ‘Посмотрите: эти двое счастливо прожили жизнь, и Всевышний им послал все необходимое – детей, довольство, уважение, достаток. Дарите бо´льшую и бо´льшую любовь, супружескую и превосходящую ее!’.
Браки у катаров заключались в совете с совершенными. Будущие супруги готовились к вступлению в брак и приносили обеты чистоты, верности и взаимного служения – на год или несколько лет, по усмотрению совершенных. По прошествии назначенного времени перфект благословлял их вступить в брак. Если же видел, что могут быть непосильные искушения, освобождал от обетов, молодые люди могли выбрать новую жизненную стезю.
Святость семьи, таким образом, базировалась не на догматах, а на понимании, что семья, родители и дети – такое же место проявления божественного Универсума, как и любая другая сторона жизни. В семье катаров царили добродетели премудрости, любви, доброты, чистоты, мира. Семьи были многодетными, девственными. Воспитание происходило без насилия и домостроевского диктата. Родители искренне любили детей, дети – родителей.
Такой подход исключал любое проявление ксенофобии и неприятия. Добрая светоцентрическая духовность способна оказать огромное влияние на общественную жизнь.
Катары в отношении людей иного вероисповедания были гораздо толерантнее, чем католики. Эта позиция вытекала из духа учения людей добрых. Институциональное духовенство стало инициатором религиозной розни и конфликтов.
Светская ‘элита’ всегда подражала тому, что слышала от наставников веры. Так, например, образ ‘рабов божиих’ из воскресных проповедей был перенесен за церковную ограду, и любой христианин становился полноправным рабом своего господина. Духовное рабство закреплялось и становилось общественным. Но у Христа все иначе: ‘Ибо кто больше: возлежащий или служащий? Не возлежащий ли? А Я посреди вас, как служащий’ (Лк. 22:27).
Однако наличие в обществе истинной элиты духа в лице катарских перфектов и их учеников самым благоприятным образом сказывалось на всех сторонах социальной жизни.
В глазах окситанского общества XII-XIII вв. катары были людьми благородными, бескорыстными, свободными от стяжательства, отвергающими мамону. Обладали большой духовной силой, вели девственную целомудренную жизнь, впечатлявшую мирян. В среде людей добрых царила христова любовь, распространявшаяся далеко за пределы общин и ощутимая всеми, с кем общались катары.
Катарское кредо:
Я пришел в этот мир,
чтобы вступить в брак с Богом
через страждущее человечество
и уневеститься во Царствии Его.
Существование столь безупречной Церкви наполняло средневековое общество верой в будущее, энтузиазмом и оптимизмом. Мир нуждается в подобном совершенном примере! В каждом человеке дремлет тяга к идеальной жизни, абсолютной справедливости и безусловной любви. А катары не просто учили о Царствии Небесном – воплощали Христову любовь своей жизнью.
Вот почему окружающие были так благодарны катарам. Рыцари и крестьяне Лангедока, поднимаясь на защиту катар, были движимы не религиозным фанатизмом, как им приписывают, а этой благодарностью.
Рим покусился на замечательный идеал, осуществленный людьми добрыми. А взамен предложил деспотию, нечистоту мотивов, идеологический прессинг и страх перед геенной огненной – единственное, что дьявол и может предложить взамен божественного совершенства и вышней любви.
Присутствие катаров создавало в обществе те особые эмоциональные узы любви, доброты, участия и взаимного служения, которых так не хватает современной цивилизации. Душевная черствость и сердечная недостаточность, поразившие современный западный мир, во многом являются следствием чудовищного похода против катарской Церкви Любви.
‘Проблемы человеческие вызваны недостатком любви, и излиянием ее разрешаются. Но чтобы излилась с неба первоисточниковая любовь, настаивали катары, необходимо совершить отречение от князя века сего и пройти путь очистительного внутреннего делания’.
Увы, следует признать: за исключением катарского периода, в европейской истории любовь и доброта никогда не являлись базисом религиозной жизни. Все строилось на авторитете клира, на страхе наказания и смерти. Сокровенная же сфера отношений между людьми, лишенная внимания и эмоциональной подпитки, со временем выхолащивалась.
Именно эту проблему в западном мире безуспешно пытается решить нынешний религиозный институт, забывая о том, что некогда сам же ее породил. Как семьсот лет назад, так и сейчас – призыв к милосердию и добру, звучащий из уст убийцы и насильника, воспринимается окружающими как лицемерие и ложь.
Катары верили в то, что любовь Доброго Отца способна ненасильственно преобразить мир.
Мир нуждается в подобрении, в утешении от доброго Бога. Римская инквизиция преступно лишила человечество величайшего консоламентума.