Моцарт

Доброжелательность Божества

Моцарт мессианистичен, духовно гениален.
Видит там, где не видит никто из смертных.

Маэстро иллюминатов

Моцарт – маэстро иллюминатов. За полгода прошел в ордене ступени, на которые обычно уходит 10-15 лет. Получил высшие посвящения в атлантические, египетские, греческие (в т.ч. элевсинские) мистерии. Был музыкальным и духовным апостолом другого Отца.

40-я соль-минорная симфония, 38-я ‘Пражская’, 41-я ‘Юпитер’, 20, 21, 23 фортепианные концерты… Лучшие его произведения – плод чудесного преосенения духом доброты, любви и чистоты – прекрасным духом божиим, который Моцарт открывает для себя, отвергнув римские химеры.

Между тем внешние обстоятельства его жизни ужасны. Друзья так описывают квартиру Моцарта: бесноватая собака, сумасшедшая канарейка, крик и беготня детей, вечно недовольная жена… И посреди этих несуразных обстоятельств, нищеты, непризнанности – Моцарт счастлив. На его лице абсолютное блаженство и изумительная детская радость.

И в дальнейшем, несмотря на измену жены, предательство друзей, ненависть Рима и отравление, Моцарт искрится чудесным светом. Его единственное утешение – братья, которые остались верны до последнего.

В XVIII веке возродился катаризм

XVIII век, названный эпохой просвещения. – век отнюдь не Лессинга, Вольтера, Руссо, Дидро, и не гуманистов (такова лишь вульгарная версия, фигурирующая поныне). XVIII век – эпоха не просветителей, а катарской церкви, ее триумф над римской челядью и возрождения традиций добрых людей-бономов.

Римские стиратели преуспели в том, чтобы ничего не осталось от оригинальных свитков иллюминатов. Но существуют скрижали нестираемые и свитки, не горящие в инквизиторском огне. За давностью времени они проявляются во внутренних замках. Уходит преходящее и бренное. Архетипы, сколько не переворачивай их на противоположное, ни стирай и ни уничтожай, проступают и заявляют о себе.

В XVIII веке катаризм возродился в лице солнечных иллюминатов, искавших нового миросозерцания, противоположного римо-византийскому угарному дыму.

Никакого масонства с сектантским душком тогда не существовало! Образ ‘зловещих масонских лож’ – позднейшая клевета Рима, чьи политтехнологические операции носят типично-иезуитский почерк: внедрение агентов, создание параллельных структур, прямые диверсии и пр.

Самые чистые и светлые души объединились тогда в духовные братства. Основатели лож были не оккультистами, философами или наследниками неких древних тайн, а просвещенными свыше помазанниками, на которых сошла благодать ста миллионов мучеников Второй Голгофы.

Официальных (разрешенных императором Иосифом) братств иллюминатов в Австрии было два. Неофициальных – более десяти. Они насчитывали несколько сотен членов. Быть может, это были самые подлинные братства в 84-й смешанной.

В оригинальных (избежавших римского вмешательства) братствах царила атмосфера благодатного мира. В двух официальных – ‘Коронованная надежда’ и ‘Благожелательность’ – состояли виднейшие аристократы, художники, поэты, композиторы, крупные политики, ученые, банкиры, домовладельцы… Братья стремились к настоящим сердечным узам. Открытые дружеские отношения в ордене позволяли преодолеть отчуждение и кастовость того времени. Мирской статус ничего не значил в обществе равных. Граф ли ты, слуга или скромный бюргер – не имело значения. Войдя в братскую залу, человек забывал о том, к какому сословию он принадлежал. Братство раскрывало в нем иное начало – превечное, боголюбивое, соборное. Обращение ‘добрый брат’ стало таким же священным, как и ‘добрый Отец’ (то и другое взято из обихода славян-теогамитов).

Римская курия не напрасно гневалась на австрийского императора Иосифа II, который покровительствовал антиримским орденам. Иллюминаты потрясли Европу. Лучшие ее умы (такие как Шиллер, Гёте), аристократы, короли и герцоги увидели иллюминизм как аутентичное вероисповедание и встали под хоругви Отца чистой любви. Число братьев быстро росло. Они обретали множество бессмертных друзей и сними – великую радость.

Кары не заставили себя ждать. Рим преследовал самых прогрессивно мыслящих, чтущих законы Универсума, верящих в доброго Бога и всеобщее братство – идеалы, разрушающие элогимскую вселенную папства.

Оказавшись на грани разрушения, как некогда при Ганнибале, Рим с помощью своих спецслужб кинулся создавать параллельные структуры. Тысячи агентов принялись организовывать ложи, сотрудничающие с Римом, переманивать людей и перехватывать сферы. Уже ко временам Бетховена (конец XVIII в.) от оригинальных обществ доброхотов-доброжелателей, людей добрых и преосененных, не остается почти ничего, и многие отворачиваются от благородного иллюминатского рыцарства.

Иллюминаты, еще не перелицованные Римом в ‘масонов’, были прекрасны. Основатели этих огненных, истинно христианских (истинно зороастрийских, истинно буддийских) архетипических братств сподобились откровения катарских совершенных.

Солнечное братство сошло свыше, четверть века распространялось по земле – и затем оставило мир. Бетховену, спустя всего 15 лет после Моцарта, оставалось только разочарование в масонских собраниях.

Благородный орден доброхотов

Моцарт в 1784 г. вступил в венскую ложу под названием ‘Zur Wohltätigkeit’ (‘Доброжелательность’), благородный орден доброхотов.

Основатели духовных братств XVIII стремились в названии ордена выразить существо их духовной программы, основной концептуал: ‘Крест и роза’, ‘Новое согласие’… Моцарта потрясала именно доброжелательность Божества. Бесконечную доброжелательность нашел он среди верных братьев, с которыми связали его горячие узы любви.

*

Моцарт блаженствует во время чудесных братских собраний. Боже, какое утешение, какой брачный одр! Сколько бесценных и бессмертных ближних обретает он. Его окружают искренние братья, желающие только одного: доброты ближнему.

Внешний мир теперь кажется ему ничтожным. Отныне он не нищий композитор, не музыкант, не гений. Он уже даже не Вольфганг Амадей. Его называют сокровенно ‘брат’, и от этого слова трепещет сердце. Ему по-братски жмут руку, как одному из своих, Свидетелю верному до последнего, готовому, как и они, идти на смерть ради Великой Любви, единственно достойной звания человека.

Монастыри с ‘железными’ аббатами – жалкая карикатура на славные архетипические союзы людей добрых, сочетанных в одно под небом Того, имя которому – Я Одно с Моими Детьми. Братство детей, рожденных от последней капли Его превосходящей любви при температуре +3003 в духовном сердце.

Сердце Моцарта горит. Можно оставить основной путь человека XVIII века (зло-деяние) и стать на путь доброделания, для чего постичь доброжелательность и благорасположенность нашего Отца!

По вступлении в орден доброжелателей, всего через две недели (!) Моцарт проходит посвящение. За считанные дни – 5, 10, 20, 33… 33000 ступеней, на которые у других ушли бы годы, а спустя полгода становится мастером, миновав стадии ученика и подмастерья.

Моцарт не устает восторгаться доброжелательностью Божества. Древлеправославное ‘Добротолюбие’ – тех же источников, что и Wohltätigkeit: нескончаемая любовь к доброте… Братья открывают: святые отцы, присвоенные Римом, были не католиками, а катарами (!), делателями добра, о чем свидетельствует общее название патристических трудов в византийском своде ‘Филокалия’.

‘Не подумайте, что гений – существо с особо утонченным умом или развитым воображением, – пишет Моцарт – Ни образование, ни воображение, ни частные дары не составляют существа гениальности. любовь, любовь и еще раз любовь – вот душа гения!

Ученик познает технику письма, осваивает азы духовной науки. Подмастерье уже способен приносить достойные плоды. Мастер же выражает основную идею – Превосходящей Любви!’

В том же году венский орден ‘Zur Wohltätigkeit’ сливается с другой благословенной белой ложей – еще одним братством белых корабелов, возрожденных под именем ‘Мировое согласие’. Возникает новый орден под названием ‘Новая коронованная надежда’.

Моцарт не одинок. Новая надежда подается человечеству. оно способно миллионкрат подобреть!

Наивность и радость – два аталантических принципа в музыке Моцарта

Иллюминаты считали: чистота, наивность, доброжелательность должны превалировать по отношению к человеку. Человек – существо не греховное, как считается в измерении библейского божка, а раненое и обманутое. Но чтобы человек стал доброжелательным, благорасположенным, чистым, невинным, он должен пройти через посвящение, измениться и родиться свыше.

Человек – из царства круглосуточной ночи. Но царство ночи сменяется царством четырех божеств – Премудрости, Вышней Любви, Доброты, Чистоты.

Рыцари доброжелательности просят Моцарта проводить в музыке два принципа – наивность и радость. Подобного вы не найдете ни у Чайковского, ни у Бетховена. наивность = невинность, непричастность ко греху, девство. Основная черта аталантов, которые были девственно чисты, просты и наивны. Радость – опять же атлантическая. Адамиты не знают этой изобилующей радости, хлещущей через край от небесного источника…

Вольфганг Амадей принимает сокровенную весть Истинного Евангелия и становится по-детски наивен, чист и радостен. Ему возвращается та оригинальная невинность, которою были полны непорочнорожденные гипербореи и аталанты. Возвращается их упокоенный мир и подаются блаженства столь избыточествующие, что он рыдает по ночам, и в потоках музыкальных вибраций, льющихся из сердца, стремится выразить свой новый духовный опыт.

Его музыка наивна, чиста. Он приносит обеты братства, а чтобы быть братом, надо быть девственным, не принимать похотный обогрев.

Благословенна чистая любовь от чистого сердца, с чистыми намерениями! Только такая любовь приносит истинное счастье и блаженство.


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *