©Иоанн Соловьиногорский
Материал взят из музыкальной трилогии «Фортепиано как орфеон» (III том).
Автор, основатель собственной фортепианной школы, на минуту оторвавшись от клавиш фортепиано, пытался выразить то, что ему было открыто во время исполнения.
Возможно ли написать биографию гения-страстотерпца?
Ни одна тема не затрагивала меня так глубоко, как Моцарт. У него два моря – музыкальное и экзистенциальное. В экзистенциальном столько подводных камней, что белый корабль по имени ‘Моцарт’ то и дело нарывается на рифы. Едва ли не ежемесячно – капитальный ремонт. Корабль на стапелях. Моцарт плачет, кричит, пишет друзьям и врагам… Врагов не жалеет. Друзей умоляет помочь.
Брался за биографию Моцарта не однажды, и… так ничего и не успел! Ни одной фотографии не сохранилось. Под фотографией имею в виду не дагерротип 1830-х годов, достижение тогдашней техники – а фотографическую память. В нее включается переписка. 9/10 конфисковано Римом. А что не успел украсть Рим, незаконно присвоила себе Констанция. Как понимаю, Моцарт в завещании отписывал дневники кому угодно только не ей.
Трагический конец музыкального Христа сравним с Голгофой Христа Иерусалимского. В биографии Моцарта повсюду вижу руку спецслужб. Какая наивность выдавать заказчика ‘Реквиема’ за анонимного графа Инкогнито, переодевшегося в черное!
Скрывают его блистательный ум. Не слабее чем у Ларошфуко или у Лабрюйера. Его интеллектуальная одаренность и любознательность чем-то напоминала нашего русского гения Пушкина. И еще – юродивость, свидетельствующая о почти девственной чистоте, при том что приходилось замарываться сделками с антрепренерами да банкирами, у который униженно просил в долг сотню луидоров, чтобы оплатить очередное купальное турне Констанции в Баден-Баден…
Скрывают его гениальные способности входа в духовные науки. За полгода в ордене иллюминатов прошел с первой по тридцать третью ступени посвящения – путь, обычно требующий несколько десятков лет! Моцарт достиг ступени магистра, и ему позволили организовать свой орден (и какое название!) Премилосердной Доброжелательности!
Уж не был ли он вхож в залу Запредельного Милосердия Премудрости Божией? Уж не приобрел ли в музыкальном магазине плавательный костюм, чтобы хотя бы однажды поплескаться в море Бесконечного Милосердия? Исцелиться бы от всех болезней, поскольку состоит это море Вечной Жизни, море Бессмертия (как и самое целительное из земных – Мертвое море) из слез человеческих. И назвал бы его в дневнике во время небольшого волнения морем Слез.
Композитору, поэту, художнику, мыслителю необходим опыт страстно́го. Только нестерпимый, на грани невыносимости, разрыва вен, страдальческий опыт может привести в Белую залу. Белую – поскольку перед входом обелят вашу перламутровую кость, облекут в белотканые ризы, снимут печати дурного, исцелят, залечат раны… с тем чтобы предстал перед ликом премилосердной Премудрости в должном свете. Смог прозреть и увидеть воочию.
Человек так часто страдает несправедливо. Сколько креста в жизни той же Цветаевой, какой крест понесли Моцарт и Бетховен… Но какова компенсация – возможность пусть кратковременного пребывания в Белой Зале Милосердия!
Адажио 23-го концерта. Море человеческих слез… Непревзойденно!
Нет, не Бетховен первым был введен в залу Запредельного милосердия, расписанную в морских аквамариновых световых спектрах. До него – Моцарт.
Никакими словами не выразить Запредельное милосердие. Можно сказать хорошо, мудро, выстрадано, старчески. Но язык музыки говорит больше слов.
Возможно ли вообще написать биографию гения-страстотерпца? Думаю, он и сам о себе ничего не знает. Способен только подозревать.
Помимо внешней существует внутренняя биография как откровение мотивов, скрытых помыслов или части экзистенциального опыта, вытесненного самим Моцартом, Цветаевой, Мандельштамом, Есениным, Пастернаком, Наполеоном Бонапартом, Ганнибалом, Александром I, Порфирием Ивановым, Распутиным, Иоанном Пресвитером, Иоанном Богословом, Иоанном Соловьиной горы Богомилом…
Сколько не смотрись в зеркалку, не усмотришь себя аутентичного – не дано. Равно поверхностны взгляд на себя со стороны глазами любящих друзей или карикатура от ненавидящих врагов.
Сколько биологических кладовых в биографии человека! Необходима гениальная проницательность хроникёра – дар не меньший, чем у Моцарта или, скажем, Марины Цветаевой – чтобы прочесть внутреннего Моцарта, внутреннюю Цветаеву, уловив не только внешние поступки, но и их мотивацию. Последнее схватить почти невозможно, поскольку полотно мотивов ткется из тысяч обстоятельств очевидных и мало осознаваемых.
Есть в человеке биографический экзистенциальный тайник. В последней глубине инкогнито остаются не только смертные, но и бессмертные боги. Только сумасшедший может сказать, что написал биографию Афины Паллады, аутентичного Зороастра, подлинных Рахманинова с Чайковским… Как ничтожно по сравнению с внутренним потоком бытия, который не изображается ходом человеческой мысли!
Схватить моцартовскую сферу
Моцарт настолько высок, что вхождение в его музыку равносильно посвящению в великие тайны.
‘Такой композитор как Моцарт рождается раз в тысячу лет’, – неоднократно утверждал великий маэстро Гайдн, особенно в последние годы в Лондоне, давая регулярные интервью. Он благоговел перед Моцартом. Говорил: ‘Сын мой, ты превзошел меня: учителю впору снять шляпу перед учеником’.
Небеса не могут быть популяризированы. Могут быть сокровенно открыты через тайну, через Святого Духа.
Гениальность Моцарта не только в содержательности музыки, но и в том, что он впервые открывает высочайшие музыкальные сферы, которых не касался никто!
Схватить сферу, которая с легкостью далась композитору, и которую хочет из уст в уста, от сердца к сердцу передать исполнителю – самое главное в музыке. Схватить моцартовскую сферу невероятно трудно, поскольку в ней ноль рациональности. Это неземная музыка существ другой цивилизации, иного духа. В них нет никакой смеси, ядов, темных страстей, низких разновидностей любви. Никаких эросов, танатосов. Никаких комплексов, страхов. Ничего того, что присуще человечеству.
Исполнение Моцарта отрицает всё предыдущее наше образование – информатику, технологию, технократию, логику, аристотелизм, историю. Почти вся история, философия, богословие человечества отрицается танцем богомладенца в замке Святого Грааля. Когда исполнитель может войти в сферу вибрации замка Грааля, тогда она адекватна автору и исцеляет слушателей. Это самое сложное.
Гениальность Моцарта была не только в том, что он отражал небесные сферы, но и в человеческом аспекте – совершенным образом музыкально воплотил свой уникальный характер.
Исключительная феноменально яркая, уникальная личность, которая свой рыцарский, честной, совестный, благородный нрав полностью выразила в музыке.
Письма рондо
Читаю письмо Моцарта – слышу сонату. Играю сонату – слышу письмо. Музыкальные пьесы – как сыплющиеся с небес почтовые конверты с открытками для корреспондентов.
Какой язык!.. ‘Дарю тебе 2999,5 поцелуйчиков…’ И весь трепещет. Сплошные аллегро, рондо, шутки, музыкальные паузы…
Аполлонична музыка Моцарта, и не менее аполлоничны письма. Дважды блаженство: услышать как играет на кифаре божественный Аполлон и получить письмо от самого Отца Муз, столь блистательно-простое, неизъяснимо-музыкальное.
За 35 прожитых лет 15000 писем – по десять в день! Почти все пропали или спрятаны. Остались только 800 пропущенных римской цензурой. Судя по ним, гений только и делал, что просил в долг несколько флоринов. В действительности Моцарт постоянно посылал обожаемым близким живые описания и впечатления обо всем происходящем.
Легкий почерк гения в каждой словесной ноте. Каждое письмо – великолепная трехчастная соната. Каждая соната – письмо Доброму Отцу, полное юмора и сердечного благозвучия. За словом слышится музыкальная вибрация, за предложением – интонация и фраза. Каждое второе письмо, если не содержит просьбу о материальной помощи, полно не человеческой – божественной живительной силы! За музыкальным контекстом слышу словесную нотопись – то, что хотел вложить в данный опус, невыразимо словами.
По Моцарту, гений может быть только добрым. Избыточествующая доброта, о чем бы ни писал. Чего стоит аполлоническая музыкальная интродукция некоей Марте Элизабет, баронессе фон Вальдштеттен: ‘Наилюбимейшая, наипревосходнейшая, наипрекраснейшая, позолоченная, посеребренная и посахаренная, дражайшая, драгоценнейшая, милостивая госпожа баронесса!’
Как бы ни было тяжело на сердце, как бы ни жаловалась душа на одиночество, неадекватность, нищету, бойкот от венцев и отечества, Моцарт не выходит из танца, в чем и сказывается его аполлонический мир. Таким и был Аполлон! Имеем честь слышать гиперборейского бога не только играющим на музыкальных инструментах, но и шутящим во время трапезы, ведущим живую переписку с обычными смертными.
Слог Моцарта – абсолютно неподражаемый, неземной. Его словесная корреспонденция в стиле рондо не может быть сведена ни к какому эпистолярному штампу. Настолько до-мозга-костей-композитор, что даже когда набрасывает поспешным почерком слова, сочиняет гениальную музыку.
Почему Моцарт не писал рассказы, поэзию, философские трактаты? Ведь был замечательным мастером слова! В письмах отшучивается, скорбит, плачет…
Ему был доступен другой язык – более высокий и универсальный. Предпочитал музыку универсальных обертонов, понимая, что музыка выше слов, понятна и внятна всему творению, а не только людям. Его музыку слушают и слоны, и кошки, и дельфины, и рыбки, и птички. Соловьи пели в саду Коллоредо, когда Моцарт импровизировал на клавесине.
Моцарт – универсальный гений, духовный Христос. Мог бы написать евангелие… и написал 600 музыкальных евангелий (по числу опусов). Мог бы написать гениальную поэзию… и написал ее по числу музыкальных произведений!
Отцедили комара, проморгали слона: не увидели аутентичного Моцарта как тончайшего свыше собеседника, провозвестника Цивилизации Чистой Любви.
В миссию Моцарта входило создать музыку от Альфы до Омеги, после которой уже ничего не может быть. Абсолютный апофеоз, шедевр того, что существует на небесах. Эту миссию на земле он не успел выполнить.
Уйдя прежде срока, Моцарт распылял частицы своей музыкальной гениальности, распределяя их среди таких гениев как Чайковский, Рахманинов. Два русских гения – Чайковский и Рахманинов стоят вне русской музыки, им нет подобных, никто даже приблизиться не может.
Я никуда не ухожу
Вижу Моцарта-христа… Живет вне времени. Предвидит всё что с ним произойдет. И такую музыку дарит миру! Столько света изливает! Прозревая, какой конец его ожидает… всё равно поет песнь любви!
41 симфония, полтора десятка опер, несчетное множество сонат, квартетов, квинтетов, миниатюр… Моцарт на земле писал для богов! Знак того, что и в вечности, на Олимпе, будет услаждать слух пантеонов. Оттуда лебединую песнь поёт:
‘Я вернусь. Останусь. Умножусь.
Я Аполлон. Я Христос. Я никуда не ухожу’.