Л.Толстой

Преданные единомышленники Толстого

Толенизм не потерял актуальности по сей день. Возвращение к нему в наше сложное время духовной деградации и материальных кризисов сродни обретению путником, измученным жаркой пустыней, тенистого оазиса с живительной влагой и дарами природы. Наш современник, неравнодушный читатель толстовских трудов, озабоченный духовными поисками, может обнаружить здесь много созвучного своим мыслям и чаяниям – как автор этих строк нашел два важных для него духовных ‘ископаемых’.

Удивительно, что преданными единомышленниками Толстого, сторонниками его неординарных взглядов оказываются самые разные люди, казалось бы, не имеющие никакого отношения к толенизму.

Современный поэт-толенист Адалло

Толстовцем, толенистом оказался живой классик аварской поэзии и видный дагестанский общественный деятель, названный кем-то ‘вечным диссидентом и оппонентом всех режимов’, – Адалло.

Выступая в ноябре 2008 года на международном евангелическом форуме в Махачкале (посвященном переводу евангелий на дагестанские языки), он сказал следующее: ‘Я полностью согласен с отношением Льва Николаевича Толстого к истории Иисуса Христа. Толстой утверждал, что учение подлинного Христа впоследствии исказил апостол Павел, который и апостолом в полном смысле этого слова не был, так как не являлся учеником Христа и вообще не встречался с Иисусом в его земной жизни. В итоге в Новый Завет проникли взгляды Павла, а не учение самого Иисуса Христа, которое оказалось искаженным. И очень жаль, что это искаженное учение теперь тиражируется и на дагестанских языках’.

И поэт привел следующие цитаты из Толстого:

‘Я убедился, что учение церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающего совершенно весь смысл христианского учения…’.

‘Там, где в Евангелии признается равенство всех людей и говорится, что все то, что велико перед людьми, мерзость перед Богом, Павел учит повиновению властям, признавая их от Бога, так что противящийся власти противится Божию установлению. Евангелие говорит, что все люди равны, Павел знает рабов и велит им повиноваться господам…

Но не одни эти противоположные учения Христа и Павла показывают несовместимость великого, всемирного учения, уясняющего то, что было высказано всеми величайшими мудрецами Греции, Рима и Востока, с мелкой, сектантской, случайной, задорной проповедью непросвещенного, самоуверенного и мелко-тщеславного, хвастливого и ловкого еврея.

Несовместимость эта не может быть не очевидна для всякого человека, воспринявшего сущность великого христианского учения… Так что истинное учение великого учителя, то, которое сделало то что сам Христос и его последователи умирали за него, сделало и то, что Павел избрал это учение для славолюбивых целей: истинное учение, с первых своих шагов извращенное павловским искажением, лжепониманием и кончилось тем, что истинное учение Христа стало неизвестно большинству и заменилось вполне тем странным церковным учением – с папами, митрополитами, таинствами, иконами, оправданиями верою и т. п., которое с истинным христианским учением почти ничего не имеет общего, кроме имени’.

Затем Адалло сказал: ‘Чтобы нейтрализовать негатив павловских искажений, проникших в Евангелия, о чем нелицеприятно, но объективно написал Толстой, следовало бы дополнить их перевод на дагестанские языки соответствующими толстовскими комментариями, которые в достаточной мере можно найти в его трудах. Тогда бы читатели христианских священных писаний на национальных языках имели бы более полное представление об учении Иисуса Христа, который высоко чтим в исламе, исповедуемом почти всеми дагестанцами’.

Это предложение поэта, как и следовало ожидать, не было принято организаторами собрания, но вызвало бурную реакцию и споры среди участников евангелического форума.

Иоанн Блаженный о Льве Толстом

Современный мыслитель и писатель, ученый и учитель, поэт и лингвист, музыкант и композитор Блаженный Иоанн (или Иоанн Святой Чаши), как уже говорилось, составляет вместе со Львом Николаевичем Толстым духовно-мистический диумвират. Когда изучаешь труды этих гениальных людей и сопоставляешь их неординарные мысли, возникает удивительное чувство, что авторы хорошо знают друг друга и плодотворно сотрудничают на духовном поприще.

Иоанн Блаженный следующим образом описывает свою мистическую встречу со Львом Николаевичем:

‘Никогда не забуду свою встречу с Толстым в Ясной Поляне… Один-два градуса мороза. Разгар зимы, январь или конец декабря, крупными хлопьями валит снег.

Среди высоких корабельных сосен – обычная прямоугольная могильная насыпь. Я себя выдавал за американского профессора, чтобы меня пропустили в Ясную Поляну одного, без экскурсии. Привели к его могиле и оставили.

Вдруг я почувствовал необыкновенную теплоту.

Я ничего не знал о Льве Толстом в то время. По-моему, даже почти не читал его. Любовь к Толстому пришла позднее. А может быть, уже и читал…

Я стоял совершенно один, о чем-то думал. Вдруг Лев Николаевич, маленький такой, поднялся из могилы (меня удивило, как он легко поднялся) и подошел ко мне с такой любовью, обнял, поцеловал и благословил.

Я обомлел от неожиданности. Но глаза его говорили:

“Сынок, с тобой сделают то же, что сделали со мной. Тебя проклянут те же фарисеи, что и меня. Я с тобой. Ты истинный продолжатель нашего дела. Ты откроешь архетипические корни, до которых я не смог доискаться…”

Я понял, что мне предстоит важная миссия.

…Уходил из Ясной Поляны в ликующем состоянии… Вернувшись в Москву, рассказывал своим друзьям, какой встречи удостоился. Они были потрясены. У меня не было никогда никаких видений в то время. И вдруг – встреча со Львом Николаевичем’.

Надо обладать колоссальной интуицией, чтобы так прочитать то, что ‘говорили глаза’, понять без слов, что предстоит поиск и обретение ‘архетипических корней’.

Утрата этих корней является главной причиной духовного падения общества и даже распада государства.

Двадцать веков тому назад Филон Александрийский в своей заочной дискуссии с Апионом пытался убедить римского императора Калигулу в важности архетипических связей между поколениями для духовной консолидации общества и сохранности государства. Император не внял мудрецу и не принял его советов, поддавшись демагогии Апиона. Именно тогда возникла одна из первых трещин, расколовших Римскую империю много лет спустя. Иосиф Флавий оставил об этом убедительные письменные свидетельства.

Иоанн Блаженный идет дальше древних мудрецов – он говорит об архетипичности богочеловеческого в человеке. И находит союзника и единомышленника в лице яснополянского старца, который также мыслил категориями масштабными до универсальности:

‘Толстой первый мыслил в категориях универсума. Его гениальность – духовная. Ему была присуща и художественная гениальность: изумительное, неслыханное проникновение в тайники души (“Война и мир”, “Крейцерова соната”). Но не менее глубоко Толстой проник и в архетипические замки богочеловека. В этом его тайна’.

Удивительное явление в творчестве Толстого – эпистолярный жанр. Кому только гений не пишет! Среди его адресатов монархи и президенты, христианские и мусульманские духовные лидеры, главы правительств и министерств, генералы и губернаторы, рабочие и солдаты, а также иностранные деятели культуры и литературы.

В их числе был и Петр Веригин, возглавивший мистическую часть духоборов (духовных христиан) после смерти вдовы их лидера Савелия Капустина (1743-1820), Калмыковой (Губановой) Лукерьи Васильевны (1864-1886), при которой проходил длительное послушание. Харизматичная Лукерья передала духовное наследие Веригину, а не своим родственникам Губановым, которым досталась основная доля немалого имущества общины.

Характерно, что свое название духоборы, деятельность которых на территории современной Украины засвидетельствована еще в середине XVIII века, получили от их идейных противников, православных церковников. Последние утверждали, что в общинах этих богоискателей имеет место ‘борьба с Духом Святым’, почему и нарекли их духоборами – христиан, отвергших огосударствленное официальное православие с его языческими чертами и призвавших следовать духу изначального учения Христа! Духоборы, однако, не стали отвергать прозвище, а перетолковали его: ‘духоборы’, потому что с помощью Святого Духа ведут борьбу с искажением христианства.

Как бы то ни было, духовные христиане никак не вписывались в церковно-государственную симфонию и были объявлены вне закона как ‘особо вредные сектанты’.

После многочисленных гонений и преследований, репрессий и изгнаний, царские власти не без ведома ‘официальной’ церкви ‘милостиво’ позволили духоборам переселиться в Канаду. Огромную роль в их спасении сыграл Л.Н.Толстой, который не только оказал духоборам моральную поддержку, но и материально обеспечил их переселение за океан, зафрахтовав для этого целую флотилию. Стоит ли удивляться, что ‘на учение духоборов сильное влияние оказало толстовство’, как написано в одной из советских энциклопедий!

Лев Николаевич оказывал поддержку не только неугодным для властей и церкви христианам, но и гонимым мусульманам, которые тоже мешали как властям, так и официозным исламским структурам. Когда начались репрессии против мусульман-варисовцев (они, как и духоборы, по религиозным мотивам отказывались от службы в армии и ношения оружия), в их защиту выступили не мусульманские духовные управления, а строптивый граф-христианин из Ясной Поляны.

Кажется парадоксальным, что Лев Николаевич, который всегда был занят добрыми делами, в письме Петру Веригину признается, что не находит смысла в земной жизни. И получает от него ответ – об этом лучше скажет Иоанн Блаженный:

‘Поздний Лев Толстой, автор “Соединения и перевода четырех Евангелий”, пишет другу о своем горьком прозрении: мол, земная жизнь не имеет цели. Петр, у которого за спиной 20 лет отсидки (и 20 миллионов иллюминативных прозрений!), отвечает:

“Нет, земная жизнь прекрасна! Она имеет конкретную цель – подобреть!”

Лев преосеняется этой великой мыслью, записывая в дневнике:

“Кажется, к старости я становлюсь чуть добрее. С каждым днем добрее, а значит чище, светлее, гармоничнее”.

Доброта …дружественна и целительна. Человека доброго она одаряет миллионкрат. Он всегда счастлив. Ответной добротою платят ему животный мир, земля, друзья, окружающие и некогда злые люди, исправленные им’.

Беспристрастный анализ деятельности как отдельного человека, так и общества приводит к одному и тому же выводу: однажды сотворенное зло по закону бумеранга возвращается тому, кто его сотворил. Что-то не приходилось слышать, чтобы злодей бесконечно благоденствовал, а добрый человек постоянно страдал. Если такие ситуации и встречаются в жизни, то они временны и скоро заканчиваются. Каждый, как правило, получает по делам его. Священные книги разных народов также говорят об этом, не зря в них присутствуют райские кущи или огненные геенны.

В книгах Блаженного Иоанна, в том числе тех, где речь идет о Льве Толстом, тема доброты проходит, как говорится, красной нитью. Если бы меня спросили, о чем повествуют произведения этого удивительного автора, я бы ответил, что он пишет о двух вещах, которые являются краеугольными камнями мироздания и основаниями духовной жизни человека: о Любви и Доброте, Доброте и Любви. Он пишет о них не как об абстрактных понятиях, но как о реальных факторах, играющих ведущую роль в жизни человека как божественного создания:

‘Доброта – не нравственная и не человеческая категория, а божественная и духовная, архетипическая. …Зло осознай как пораженческое по природе, каких бы временных премуществ ни сулило… Ни в чем так не нуждается сегодня человечество, как в доброте… В этом новизна и спасительность пути в будущее, предлагаемого нами для всего человечества’.

‘Как изменяется человек на пути добра! Становится мирным, счастливым, красивым, здоровым, чистым, добрым, добротным, светлым, доброохотливым. И как втройне он счастлив, когда все окружающее отвечает ему добротою. Насколько добр и сколько источает добра, столько добра дарят и ему. Трижды счастлив тот, кто получает ответное добро – от ближнего своего, от Бога своего, от земли, от животных, от всего живого’.

‘Как явствует из писем Петра Веригина Льву Толстому, бессмертие дает бесстрашие, что исключительно важно для богатыря-рыцаря. Что за рыцарь, если боится смерти? Страх – признак раба, плебея. Царь же лишен страха, он бессмертен и добр’.

Легко быть добрым на словах, труднее быть таким на деле. Лев Николаевич был удивительно добрым как в словах, так и в делах. Об этом свидетельствует, в частности, его поездка к Петру Веригину, заключенному в Бутырской тюрьме.

Представьте себе: всемирно известный человек, снискавший славу великого писателя и духовного учителя, едет к никому не известному узнику, прекрасно зная притом, что его поступок найдет только осуждение у властей и церкви! Вот что Иоанн Блаженный говорит о его побудительных мотивах:

‘В 1894-м Лев Николаевич оставляет Ясную Поляну, жену, детей, привычный образ жизни и едет в Москву, в Бутырскую тюрьму навестить своего друга Петра Веригина. Лев Николаевич искал именно этого – дальнейшего подобрения. Почему он избегал толстовцев, вроде бы своих учеников? Не мог преподнести им лучинушку неизреченной доброты. Потому и писал Петру Веригину, наследнику старицы Лукерьи: от него искал почерпнуть эту доброту умноженную, несущую мир, покой и блаженства. Лев Николаевич, великий писатель и вроде бы оптимистический автор (не упрекнешь же автора “Войны и мира” в пессимизме), пишет в смятении Веригину:

“Земля временна и нет в ней конечной цели”.

А молодой (на 31 год моложе его) Петр, переживший семь лет соловецких отсидок, отвечает ему:

“Не вполне согласен я с вами, Лев Николаевич. Земля – прекрасный добрый мир. И цель нашего схождения на землю – не творить зла, хранить сердце от зла, творить добро и только добро. Когда вы творите добро, земля становится доброй”.

Толстого не пускают посетить Петра Веригина в Бутырской тюрьме. Лев сам хотел бы сидеть рядом со своим другом и в одном из писем пишет: ах, огрели бы меня сторожевой колотушкой по голове, и принял бы я мученичество где-нибудь в Сибири! Как может, защищает своего друга. Пишет в государственные инстанции (основная тема в его переписке в последние годы XIX века)’.

Неоценима роль Л.Н.Толстого в спасении многочисленной общины духовных христиан, учение которых во многом перекликалось с толенизмом. Не зря духоборов с некоторых пор в литературе стали называть толстовцами.

Лев Николаевич придавал огромное значение своему покровительству духоборам. Известен беспрецедентный поступок графа, связанный с ними, когда он чуть ли не силой отобрал у Софьи Андреевны, семейного ‘министра финансов’, принадлежащие ему гонорары. Этими деньгами он оплатил переезд духоборов в Канаду и обеспечил их первоначальное существование на чужбине.

В одной из своих удивительных книг под названием ‘Белая Церковь’, Блаженный Иоанн пишет о Льве Толстом следующее.

‘Читал дневники Льва Николаевича. Великий старец! Наряду с теми, кого, руководствуясь голосом своей безупречной писательской совести, избрал в собеседники и авторитеты.

Ничем он не хуже Блеза Паскаля, Ларошфуко, Лао-Цзы, Конфуция, Шопенгауэра, Амвросия Оптинского, а пожалуй – маститей, краше, свободолюбивей, породистей, выразительнее и неотразимей. Его старческая благодать впитала писательскую гениальность плюс еще что-то, чего не было в писателе Льве Николаевиче Толстом с его “Крейцеровой сонатой” и “Войной и миром”.

Его гениальное “Соединение и перевод четырех Евангелий” с проникновенным комментарием – подвиг, достойный вечной памяти в духовной мистической библиотеке человечества.

…Остался одинок, по сути, в своей семье, несмотря на двух любящих его и служащих дочерей. Бесконечно одинок – несмотря на тысячи последователей… Литературно-историческая пресса не желает видеть Толстого-старца в упор, подчеркивая современные миллионные тиражи его художественной прозы.

…Нет бы Льву питаться от нетленных сосцов Матери Кормящей! Его ход мыслей стал бы иным, и сумма неизреченных блаженств вошла бы в великого старца – по сей день не оцененного Россией духовного ее пророка, реформатора, нового евангелиста и предтечу…

Как печально то, что отцы “РРР” (русского религиозного ренессанса) единогласно прошли мимо старца Льва Николаевича. …Не оценили жертву Льва Николаевича. Лев – агнец. Заклал себя на мистическом (по сути, атлантическом) алтаре, принес в жертву литературный дар. Мог бы еще разразиться десятком “анн карениных”, “воскресений”, “крейцеровых сонат”, “иванов ильичей” и пр. Но вместо литературной, привычной для него поденщины и сопровождающей ее земной славы предпочел взойти на несколько ступенек выше по лестнице блаженств и ступить на стезю юродства, одиночества, непонимания и пустыни. Истинно он ученик Христов.

…Нет, ничего он не потерял. Его литературный дар переплавился в дар философа, богослова и пророка’ .

Специальное примечание

24 ноября 2011 года на телеканале ‘Культура’ проводилось очередное ток-шоу. Привожу дословно высказывания двух участников этого мероприятия, касающиеся Л.Н.Толстого.

Член Общественной палаты РФ Иосиф Дискин: ‘Толстой претендовал на положение Бога, но из этого ничего не получилось’.

Директор Института философии РАН Абдусалам Гусейнов: ‘Толстой не пользовался авторитетом не только в стране, но даже в своей семье’…

В ответ хочу привести два факта из реальной жизни, которые красноречиво опровергают эти надуманные утверждения.

Однажды Лев Николаевич был приглашен в театр, где должна была состояться премьера его пьесы. Увидев скромно одетого бородатого мужика, привратник преградил ему дорогу и выставил вон, приговаривая: ‘Здесь театр, а не трактир’. Толстой (претендовавший, по Дискину, на положение Бога), ничего не сказал и стал удаляться. Один из зрителей, случайно оказавшийся свидетелем этой сцены, узнал писателя и остолбенел, а придя в себя, побежал за Толстым и уговорил его вернуться, проведя в театр мимо растерянного и извиняющегося привратника.

В другом случае знатная дама из высшего общества, оказавшись на вокзале с вещами, но без помощников, попросила садившегося в этот же поезд бородатого ‘мужика’ за небольшую плату погрузить ее багаж. Скромный попутчик исполнил желание женщины и за труд получил от нее 20 копеек. Через некоторое время состоялся важный международный форум, на котором Л.Н.Толстой выступал с докладом. При появлении на трибуне великого гуманиста (не пользовавшегося, по Гусейнову, авторитетом в стране) зал встретил его стоя, громом долгих оваций. Узнав в докладчике ‘мужика’ с вокзала, дама, приехавшая на форум, потеряла дар речи.

Можно привести множество высказываний великих людей о Толстом – который якобы не пользовался авторитетом даже у себя на родине. Однако ограничусь словами Хемингуэя:

‘Я начал очень скромно и побил мистера Тургенева. Затем – это стоило большого труда – я побил господина Мопассана. С мистером Стендалем у нас была ничья. Но ничто не заставит меня выйти на ринг против господина Толстого, разве что я сойду с ума или достигну несравненного совершенства’.

Не хочу дальше комментировать приведенные выше высказывания ангажированных функционеров, слова Хемингуэя освобождают меня от этой необходимости. Отмечу лишь, что авторы подобных пассажей и их коллеги по кривомыслию как раз и ответственны за смешение в головах россиян – наряду с властями предержащими, поскольку совместно участвуют в манипуляции общественным сознанием.


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *