©Иоанн Соловьиногорский

Эмигрантская ностальгия

Вскользь промелькнул и упал как звезда в ночное Замоскворечье.
Эмигрантская ностальгия отнимает дар речи.
И Россия не та, и ты не тот, тогда что ж между нами?
И каким видится отечество в изгнании?..

На скамейке Беспоездного Вокзала

Добрые боги
никогда не подводят итоги.
Никого не судят добрые боги.

Не против шизо, рейки и йоги –
против зла единственно добрые боги.
А что дурью мается – в свой час опомнится.
Встреча с вечностью ожидает за деревенской околицей.

Москва незаметно превратилась в стеклянный New York City.
Невским болотом пропах поэтический Питер.
Что вы хотите?

Поэтов несчетно, а поэзия и не ночевала.
Ночку хорошо бы провести на скамейке Беспоездного Вокзала.
Так проще. Россия ушла, и в неё не вернуться обратно.
А за верность её архетипу в вечности ждёт награда.

Зло исчезнет

Зло исчезнет бесследно, без перспективы вернуться.
Птероящеры захлёбываются злобой на летающих блюдцах.
Прошлое тащится за тобой Летучим Голландцем,
притворяясь среди своих иностранцем.

В Непорочном Зачатии покровительствуют амешаспенты.
Покойнички шлют с небес горячие аплодисменты.
Совесть не обманула, честь подсказала.
встретимся в зале ожидания на окраине Неземного Вокзала.

Москва жива, хотя и затравлена насмерть Зверем.
И отечеству остаёшься, несмотря на гонения, верен.

Брошенная деревенька

Сидели скорбели, сыночков оплакивали.
Кто на войне помер, кто в концлагере.
На качелях дачных качались, друг к другу на ‘ты’ обращались.

Одиноко в брошенной деревеньке, пустынно.
Матенька Божия, грешных прости нас…

Слезы на морозе превратились в льдышки.
Иван Васильевич в изношенном ходит пальтишке,
на столе у него духовные книжки.

Попробуй хозяйство веди в одиночку,
теленовостей перевари заморочку.

Сидела я, как дитя малое хныкала.
Помоги, Богородица, Матерь Великая.

Внутренняя кладовая

Клад искать? Отыщи в себе кладовую,
иначе полвека потратил впустую.
Торчал в чьей-то потной подмышке,
подхватывал на ходу чужие мыслишки.

А внутри клад засорился и от старости запылил.
Я забыл уже, кто я есть и кем был.
То и другое прейдет в вечности вопросительным знаком.
В делах преуспел, а грехи свои не оплакал.

Дневник я не вёл, огрызки мыслей хватая на лету и с налёту.
Отлёживался на мягкой тахте в непогоду.
Ну кому я нужен, кроме коменданта дома или вахтёрши?
Сотовый телефон в гробу покойничка не тревожит.

Позвоните на тот свет по номеру 30-09.
Пытался меру креста своего аршином измерить –
впустую. Крест ускользает и опять приколачивает к себе гвоздями.
С высоты Голгофы сюрреальным кажется мироздание.

Следы? Разве что отпечатки пальцев на таможне
Память? Ну вспомнит случайный прохожий:
был такой и след простыл на сталинской даче.
Поди разберись, что это значит.

Заветная книга

Под знаком вечности земная слава – ничто.
Было – прошло.
В народной памяти – ни следа.
Пустота.

Печатная шиза – абсурд, gloria mundi,
Как женщина премьер-министр государства Бурунди.

Место в истории определяют не историки и спецслужбы,
хотя бы бойкотировали помазанника дружно,
а народная память – светла, незатейлива.
Преходящее в ней бесследно потеряно.

Не ищи воздвигнуть для себя памятник нерукотворный,
с течением времени в пыль превратится который.
В Заветной книге черкнут о тебе пару слов,
и памятник в вечности заветный готов.

Поэтический сборник «Эмиграция на небеса», 2019 г.